Москвич Mag: «Это мой город: актриса Екатерина Гусева»

Ссылка на материал

О секрете высотки на Баррикадной, о любви к «Ласковому маю», о первых варенках и «Сникерсах» и о своей истории с Московским театром оперетты.

Я родилась…
В Москве. А мое раннее детство прошло в овраге на Сходне. Проезд Донелайтиса, улица Туристская… Там жили наши бабушки. Это удивительное место, где летали дельтапланеристы — на своих разноцветных крыльях они пересекали весь овраг, а мы наблюдали за этим чудом с балкона. До сих пор мечта-мечта так попробовать. А какие зимой горки! На картонках, шинах (которые тогда были ну просто роскошью) и холодильниках мы катались в этом овраге. А летом у речушки — шашлыки с родителями.

Жили мы то у одной бабушки, то у другой — квартиры у нашей семьи, состоящей из двух дочек и родителей, не было. И вот неделю жили у одной бабушки, потом мы ей надоедали, переходили через улицу и жили у другой. Таким образом мы прекрасно существовали, пока родители не получили свою квартиру.

И мы переехали на Яузу, метро «Бабушкинская». Оттуда папа меня возил в спорткомплекс «Олимпийский» заниматься плаванием, а потом, когда я подросла, начала добираться самостоятельно. Сейчас, кстати, атмосфера советского детского спорта возвращается после того, как все было утрачено в перестройку. Опять появился выбор бесплатных детских секций и кружков, как и в моем детстве. Так вот, с «Олимпийским» у меня связано очень многое. Помню, как мы с моей подружкой-одноклассницей Юлей Фомичевой расписывали там стены перед концертом «Ласкового мая». Спрей-баллончиков у нас, конечно, не было, и делали мы это обычной гуашью. Сердечки рисовали…

А однажды «розовым вечером» мы увидели Андрея Разина вживую! Он, пролетев на красном кабриолете с откинутой крышей, остановился около кинотеатра «Арктика» на светофоре. Это было такое потрясение!

Вкус детства…
Я семь лет занималась в ансамбле грузинского танца «Колхида» — сильный, прославленный коллектив. Мы ездили на гастроли, выступали в зале им. Чайковского… Здание, где проходили занятия три раза в неделю, находилось у метро «Свиблово». И после полуторачасовой репетиции, свернув за угол, мы шли в пончиковую. Возьмешь штук пять-шесть с сахарной пудрой в теплый кулек из макулатурной бумаги, пропитанный жиром… Хорошо! И мороженое: если денег мало, то ягодный сорбет, если побольше — то «Лакомку».

Как менялась Москва…
Сейчас есть все, а тогда, в моем детстве, мало чего было… Но приходила гуманитарная помощь. И я до сих пор помню вкус, цвет и запах розовой ветчины без жира в изящной консервной баночке с кольцом, а еще печенье мини-мишки в огромной картонной коробке, сухое молоко… Ягодный напиток «Юпи», похожий на крепкую марганцовку, мы сами покупали с сестрой. У нас был на кухне светлый стол из ДСП, однажды эти а-ля марганцовочные капли так впитались в поверхность стола, что их невозможно было стереть даже наждачкой. Нам модный химозный напиток, естественно, запрещался, а так хотелось…

Помню, как в палатках начали появляться первые «Сникерсы» — такой ажиотаж. Где-то в это же время вошли в моду вареные джинсы, и папа нам варил их дома на кухне. Он был портным, шил нам с сестрой стеганые дутые пальто, а мы собирали с них катышки синтепона, который вечно выбивался. А еще у папы был такой специальный кусочек свинца со всякими молоточками, и благодаря этой штуке он ставил нам кнопки. Мама варила и красила майки. Она оттягивала кусочки футболок, обматывала их нитками и варила в крепких-крепких чернилах. Получался такой хиппи-стиль. В общем, мы были упакованы по моде. Мама ездила в Румынию и Польшу продавать там что-то на рынке. Однажды она привезла мне свитер сочного электро-малинового цвета, а когда я выросла, она сшила мне из спинки беретку, а из отрезанных рукавов – а-ля шарфик. Как это вкусно смотрелось на черном пальто — французский шик!

В какой-то момент в городе появились люди в черном: такие все в коже с заклепками, с черными губами, носили вместо сережек лезвия в ушах. Я их побаивалась, обходила стороной. Для меня город по-прежнему жил романтичным и теплым «Ласковым маем».

Потом перестройка…
В моду вошел алкоголь. Можно было встретить школьника, который в левой руке нес портфель, а в правой между мизинцем и безымянным зажимал горлышко пивной бутылки, между указательным и средним — сигарету: то затяжка, то глоток. Вот такие понты… Мне в то время было стыдно признаваться, что я не курю. Но потом произошел какой-то щелчок, и я научилась отвечать с вызовом: «А я не курю!»

Мое студенчество и выпало на дефолт, но меня это не особо коснулось. Хотя когда я поступила в ВТУ им. Щукина, после того как нам выдали студенческие билеты, Саша Перминов пригласил отпраздновать это событие в общежитии. Мы сели в маленькой комнате, я не всех могла разглядеть из-за сигаретного дыма, но увидела, как по Сашиному ботинку полз огромный рыжий таракан, — больше в общежитие я не заглядывала. Я была абсолютно одомашнена — всегда под родительским крылом. Если денег не хватало на бутерброды с колбасой, то мама всегда чистила мне морковь на перекус. В столовой утром я покупала еще теплый и мягкий нарезной батон белого и пакетик с нарисованной короной (сухие сливки, сахар и кофейный порошок), этого вполне хватало на три стакана. В общем, не голодала.

Тогда я впервые по-взрослому попала в центр. Арбат: стена Цоя, матрешки, иностранцы, шапки-ушанки, пуховые платки, шаржи… Открытие Baskin Robbins — 150 видов мороженого! А рядом на улице была огромная плазма, на которой вечером показывали диснеевские мультики.

Помню, как однажды в аудитории раздался отдаленный грохот, ни на что не похожий… Это танки шли. Было взятие Белого дома — он горел. Все это происходило на наших глазах. Многие с лекций побежали прямо туда, к эпицентру событий, я побоялась.

Московские квартиры…
Окончив 4-й курс, я вышла замуж, и мы с мужем переехали в высотку на Баррикадной. Кстати, удивительно, но позже именно там мы снимали некоторые сцены из комедии «Домовой» (также съемки проходили и в высотке на Котельнической набережной). Квартирка наша была на последнем этаже, маленькая, с очень высокими потолками, стены белые… Моя бабушка Зина, когда зашла, сказала: «Доченька, да ты в рай попала!»

Какое-то время жилось спокойно, но когда родился Алеша, начались трудности — как минимум некуда выйти с коляской, Леша «гулял» следующим образом: я открывала настежь окна и подкатывала коляску. В то время бастовали шахтеры на Горбатом мосту. И мой сын засыпал под ритмичный стук их касок.

А «Домового» мы снимали в центральном подъезде — там, конечно, размах сталинской готики впечатляет. Мозаика, витражи, лепнина, плафоны… Все отреставрировано с любовью. Во время съемок я впервые попала в одно секретное место. Думаю, что о нем многие даже не догадываются. До сих пор удивляюсь, как нас туда пустили? Если, поднявшись на лифте на последний этаж, пройтись по небольшому коридорчику и завернуть за угол, то там будет узенькая неприметная дверка, открываешь — перед тобой лифт, малюсенький такой, пассажирский. Он поднимается еще на несколько этажей, и ты попадаешь в большое светлое пространство с огромными окнами, что-то типа квартиры-студии, разделенной по секциям, оттуда можно выйти на огромный балкон-террасу, опоясывающий здание, с великолепной круговой панорамой на Москву. Есть еще и маленькая дверка, ведущая на винтовую лестницу, по которой можно попасть и в самый шпиль высотки.

Сейчас живу…
Мы долгое время жили за городом. А потом перед нами встал выбор: либо стать городскими мутантами, но быть вместе, либо наши дети будут жить в экологически чистом загороде, а мы вечером после работы будем к ним приезжать ночевать… Мы выбрали первое и забыли о загородной жизни из-за пробок и невозможности быть рядом друг с другом. Уже двадцать лет, как осели в центре Москвы. Удобно: в шаговой доступности школа, театр Моссовета, «Московская оперетта».

Любимые районы…
ВДНХ нравится. Это прямо место силы. В детстве мы были там каждые выходные с родителями. Мама могла в павильоне «Цветоводство» сутки провести. Эти разновидности гвоздик, цвета разносортных тюльпанов — так красиво! А мы с сестрой любили аттракционы. Сейчас мы уже с дочкой Анечкой завсегдатаи ВДНХ. Берем напрокат велосипеды или удочки в «Рыбацкой деревне». Любим бывать на «Ферме» и в гончарной мастерской. Как же все-таки хорошо, что ВДНХ сохранила свое лицо, не став каким-то торгово-развлекательным пространством!

Нелюбимые районы…
Нет таких мест — есть незнакомые. Юг города, например, неизведанная мною территория.

За последние десять лет Москва изменилась…
Резких изменений никогда не было заметно, но видно, что сейчас на месте фабрик и заводов появились всякие парки, арт-объекты. Мне кажется, это правильно — нам стало легче дышать, теперь есть где погулять… Город растет. Да и в любом случае лучше, когда производство за его чертой.

Я пешеход — мне удобно, что тротуары освободили от припаркованных машин. Но я еще и передвигаюсь на самокате, поэтому тряска по плитке не особо радует.

Хочу изменить…
Хочется побольше растительности, зеленых насаждений. Я за все живое. Когда оно гибнет, то очень грустно. Дождевые черви под асфальтом и плиткой не живут, да и в канадских газонах им жизнь не сахар. Из-за этого у нас нет воробьев — «чирик-чирик» уже не услышишь. Счастье, что синички еще прилетают зимой по старой памяти… Экология очень беспокоит. Возможно ли ее вообще сохранить в мегаполисе?

Люблю гулять…
В Екатерининском парке — это наше место. Очень любим его. Два прудика: один детский, миниатюрный с ручейком, а второй довольно внушительный, там даже можно развернуться на катамаране или лодке, доплыть до островка с утками. А зимой можно покататься на коньках или скатиться с ледяной горочки вниз. Деревья вековые — дубы, липы, беседка красивая, ротонда, детские площадочки. А еще мне очень нравится летняя эстрада, где танцуют бабушки и дедушки, и, конечно, теннисные корты. Очень приятное место.

Есть любимый прогулочный маршрут: Петровка — сад «Эрмитаж» — Высоко-Петровский монастырь — улочка до Театра оперетты, идущая вниз от Садового.

Москвичи отличаются от жителей других городов…
Тем, что их почти не осталось. Они прячутся. Чтобы найти в толпе москвича, надо выбрать самого серого и неприметного человека, смирившегося со всем, что происходит вокруг.

Миграция — это судьба любой столицы. Чтобы покорить страну, надо покорить ее сердце. Этих самых покорителей же очень видно — они яркие, эмоциональные, активные.

Если говорить о театральной аудитории, то в Москве, конечно, зритель избалован: его ничем не удивишь. В других же городах публика более благодарна и эмоциональна — острее ощущается то, что твое дело очень нужно сидящим в зале, важно для них. Но я любому зрителю признательна! Нигде в Европе и даже на Бродвее актерам не принято дарить цветы. Легкие закуски и спиртные напитки у них продают с лотка прямо в зале. В Германии я видела зрителей, сидящих на спектакле в верхней одежде… Для нас это дикость. В России сохранилась культура театра. Это так ценно!

Москва по сравнению с мировыми столицами…
Таких качественных и разнообразных детских площадок в изобилии нет нигде в мире. Их поддерживают в прекрасном состоянии! И не потому, что мы не мусорим, а потому, что есть люди, которые убирают.

Еще одна наша отличительная черта — это иллюминация. В этом нам нет равных… Но если бы ее выключали хотя бы на 15 минут в день в рамках благотворительной акции, то скольких тяжело болеющих детей мы смогли бы спасти!

Спектакль «Ричард III» в театре им. Моссовета…
Это первая моя встреча с Шекспиром и с режиссером Ниной Чусовой. Работа очень интересная, но материал, конечно, неподъемный — организм до сих пор сопротивляется. Как выжить в драматургии Шекспира — для меня по-прежнему открытый вопрос. Я долго искала мотивацию для работы, ведь «Ричард III», пожалуй, одна из самых страшных пьес не только у Шекспира, но и во всей мировой драматургии. Но это не ужасы и не фэнтези — это быль, хроники. Я долго не понимала, зачем это зрителям сейчас, зачем это мне, но все-таки нашла мотив. Вот что надумала: может быть, кому-то сегодняшние проблемы после увиденного покажутся мелочными и незначительными по сравнению с… мировой революцией?

Я играю Елизавету. Называю ее условно «бедной Лизой». Потеряла братьев, мужа, сыновей, стала узницей Тауэра… Но это лишь первый план, то, что на поверхности… А если копнуть поглубже, то она эдакая детородная машина, которая все просчитала: имея детей от первого брака, выбрала венценосного мужчину, завладела его сердцем и всем остальным, стала королевой и родила ему еще пятерых — одному уж точно повезет взойти на трон! Я уверена, что если бы дети были какими-то неуделами, то она бы просто сожрала их, как гуппи. Маниакальная жажда власти любой ценой ее не красит. Мне иногда кажется, что члены королевской семьи (как исторические персонажи, так и герои пьесы Шекспира) намного страшнее и уродливее самого Ричарда (роль исполняет Александр Домогаров), который выступает эдаким санитаром леса…

Мюзикл «Анна Каренина» в Московском театре оперетты…
Впервые я оказалась в «Московской оперетте» благодаря моему однокласснику Саше Сафонову, сыну звезды и примы этого театра, народной артистки России Лилии Амарфий. Мы с классом посмотрели почти все спектакли с ее участием. Она, конечно, невероятная красавица — звезда! Райская певчая птица! Потом пришло время мюзиклов, и я увидела совершенно другой Театр оперетты, где с ошеломительным успехом шли «Метро», Notre Dame de Paris, «Ромео и Джульетта», а потом им на смену пришел наш, российский «Монте-Кристо», в котором меня своим умением объединить музыкальное и драматическое искусство покорил исполнитель главной роли Игорь Балалаев. Он играл и пел на разрыв. Мощно! Крупная форма, глубинное содержание, правдивое существование… Я сопереживала, верила каждому слову, жесту, звуку, будучи не большим любителем развлекательного легкого музыкального жанра… Мне бы что-нибудь покрепче, погорячее. Нравятся эпические мюзиклы, основанные на серьезной литературе, где драматический артист просто незаменим. Ведь я дитя «Норд-Оста», играю Марию Магдалину в рок-опере «Иисус Христос — суперзвезда».

У меня в тот период бума мюзиклов закончился прокат «Звуков музыки», и я, узнав, что в Театре оперетты графа Монте-Кристо сменяет граф Орлов, пошла на кастинг. Пробовалась на роль самозванки, а стала Екатериной Великой. Вот как в театре бывает! И тогда детские воспоминания переплелись с реальностью. Конечно, это невероятно… На сцене Московского театра оперетты блистали и Татьяна Шмыга, и Лилия Амарфий… А еще двенадцать композиторов смотрят за тобой с потолка, обязывая соответствовать. Интересный случай произошел на премьере во время исполнения арии Екатерины «Бог дал мне власть… ». Неожиданно зажглись все светильники-свечи по периметру зрительного зала. На несколько секунд вспыхнули и погасли. Я подумала: «Ага, маячок… Нас услышали — это она подмигнула!»

А сейчас я уже пятый сезон выхожу на сцену этого легендарного театра в роли Анны Карениной в одноименном мюзикле. Невероятное ощущение счастья и благодарности окрыляет меня столько лет! Этот сезон, безусловно, начался для всех нас очень тревожно. С марта по сентябрь, больше полугода паузы, без спектаклей, без репетиций. Возвращение: сначала 50% зала, теперь 25%… Как мы говорим, театр четвертовали. Но нашему зрителю мы очень нужны. Столько любви и поддержки чувствуется на спектаклях в адрес театра, актеров!

Конечно, «Анна Каренина» — удивительный роман. Мне кажется, невозможно окончательно утвердиться в трактовке. Отношение к героям меняется после каждого прочтения. Вот и сейчас, во время перерыва, взялась перечитывать, и опять пришло переосмысление, новые неожиданные идеи, которые захотелось воплотить на сцене. В этом жанре очень трудно быть гибкой — ты постоянно в рамках музыкальной и поэтической фразы, точной световой мизансцены, хореографического рисунка, но это не мешает внутренней импровизации. В нашем спектакле Алексей Каренин не такой эмоциональный инвалид, каким его описал Лев Николаевич: он страдает, терзается, готов простить, принять… Анна же потеряла любовь Вронского и дошла до точки невозврата: невозможность вернуться к сыну в семью подтолкнула ее к последнему шагу… У меня сейчас основная телеграмма в зал — не прелюбодействуй. Таким мне заново открылся сюжет великого классика.

 

Автор: Анастасия Медвецкая
Фото: Денис Тамбовцев